В СИБИРИ

В СИБИРЬ ЗА ИНТЕРЕСНЫМИ ДЕЛАМИ

После защиты диссертации встал вопрос об устройстве на работу. Первым было предложение - распределиться в Рязанский сельскохозяйственный институт. В определенной степени меня привлекала возможность работы с каликинской породой, но встреча в институте и попытка убедить руководство вуза в серьезности работы с породой меня не удовлетворили. Все-таки Рязанский сельхозинститут, как и многие другие учебные заведения этого профиля, был больше ориентирован на выполнение учебной нагрузки, а мне хотелось заниматься наукой. Кроме того, институт не предоставлял квартиры, а у меня была семья. Еще одно предложение - из Совета министров СССР - было внешне привлекательно. Но когда я там побывал, то понял, что это будет чиновничья работа за столом с бесконечными ворохами бумаг. Накопленные мною знания  и потенциал селекционной и организаторской работы там бы не имели востребованности, к тому же в первое время тоже не предоставлялась квартира. После этого я поехал в отдел кадров Министерства сельского хозяйства, там меня знали как сложившегося селекционера и сказали, что сегодня здесь находится директор Сибирского института животноводства, академик Александр Иванович Овсянников и ему нужен способный специалист, относительно самостоятельно работающий по созданию пород. Я вышел из отдела кадров и вскоре повстречался с Овсянниковым - крупным ученым, разведенцем, организатором. После довольно короткой беседы мы нашли взаимопонимание, и он предложил приехать в Сибирский институт животноводства, причем тут же дал денег на дорогу, командировочные и обещал, что обеспечит квартирой.

Конечно, не просто было решать мне и моей семье ехать из Подмосковья в Сибирь, где никто из нас никогда не бывал. Но меня привлекала возможность серьезной работы по созданию породы, сибирские громадные возможности, не последнюю роль играло незамедлительное предоставление квартиры. Семья, может быть, и с некоторым внутренними колебаниями, меня поддержала, я взял жену с маленьким ребенком, отца с матерью, к тому времени практически инвалидов, купил билеты на поезд, и мы выехали, отрезав все подмосковные и московские возможности. Директор института свое слово сдержал, меня с вниманием и заботой встретили прямо на вокзале, разместили в квартире. И я без раскачки, с удовольствием приступил к работе.

Коллектив института произвел на меня хорошее впечатление – это были ученые-сибиряки, многие из которых имели больший опыт создания новых пород. Особенно запомнились мне корифеи животноводства Сибири, такие как Александр Семенович Храмов, И.Д. Крымский, В.М. Доброгорский, И.В. Савина и другие.

Александр Иванович Овсянников поручил мне работу под его научным руководством по выведению кемеровской сальной породы свиней. Тогда уже при его активном участии была создана кемеровская сальная породная группа, ее стали разводить в совхозе «Юргинский» и в совхозе им. Чкалова Кемеровской области. Тогда ведущим направлением в племенной работе было создание и усовершенствование пород сального направления продуктивности. Для Кузбасса это имело особенно большое значение, там жило и работало большое количество шахтеров и металлургов, которым, естественно, требовалась высококалорийная пища. Первое мое знакомство с породной группой в племзаводе «Юргинский», при котором присутствовал Овсянников, меня огорчило. Когда выгнали хряков из свинарника, чтобы показать стадо, примерно половина животных выходила на коленях с громким ревом – это был результат массовых трещин копыт с соответствующими выделениями. Также обеспокоили и некоторые вопросы кормления и содержания: животным не предоставлялся регулярный маршрутный моцион, всех животных кормили кормами после сильной термической обработки. Видимо, недостаточно уделяли внимания крепости конституции.

После внимательного обсуждения Александр Иванович согласился со мной, да и он сам понимал необходимость изменения методики по созданию породы. К тому же в этот период в стране селекционная работа со свиньями складывалась по направлению совершенствования существующих и созданию новых пород более универсального мясного типа. В 1954 году А.И. Овсянников уезжал из Сибири на другую работу, и научным руководителем по созданию кемеровской породы был назначен я. Было проведено прилитие крови других пород – крупной черной, сибирской северной, крупной белой, сибирской черно-пестрой породной группы и даже дикого кабана. Ввели ежедневные круглогодовые моционы в любую погоду, перевели большую часть племенных животных (кроме поросят с трехмесячного возраста) на кормление без предварительной термической обработки корма. После проведения целенаправленной селекционной работы, включающей отбор животных более универсального типа и использование вводного скрещивания, в 1959 году Министерство сельского хозяйства апробировало кемеровскую породу как породу универсального типа.

На третьем этапе был усилен комплекс селекционной работы по усовершенствованию кемеровской породы и созданию нового заводского типа универсального, мясного направления продуктивности. Для этого были использованы лучшие животные, полученные на втором этапе работы, дополнительно завезены из Канады свиньи породы лакомб. Продолжалось дальнейшее совершенствование технологии кормления и содержания племенных животных, разработанной на втором этапе. Так посредствам сложного воспроизводительного скрещивания семи пород и популяций был создан и апробирован универсальный заводской тип в кемеровской породе (УКМ). В племенных стадах животные по развитию и воспроизводительным качествам находились на уровне класса элита, а по типу телосложения существенно отличались от животных кемеровской породы, апробированной в 1959 году. Если тогда, например, у хряков разрыв между обхватом и длиной туловища составлял 1-3 см, то хряки универсального типа имели длину туловища 182-190 см, а разрыв между длиной и обхватом был около 20 см.

Наиболее активное участие в создании породы и типа принимали бывший селекционер и главный зоотехник совхозов им. Чкалова и «Юргинский» Евгений Александрович Тараканов, ныне доцент, Виктор Николаевич Дементьев, ныне профессор, и другие замечательные специалисты, перечисленные в списке авторов нашей школы. Особенно хочется отметить ушедших из жизни Героев Социалистического Труда, замечательных людей, бывших директоров племзавода «Юргинский» и племзавода им. Чкалова Василия Игнатьевича Калина и Саввы Ивановича Олейникова. Именно благодаря их принципиальности и государственному подходу в создании породы и к сельскому хозяйству, несмотря на непростые изменения, которые в тот период уже происходили в стране, нам удалось сохранить направление работы с породой и типом, довести до их создания.

Мне вспоминается один характерный в этом отношении случай. В тот период в ЦК КПСС заведующим сельскохозяйственным отделом работал Мыларщиков. Он имел крутой нрав и нагонял много страха на руководителей областей. Однажды вместе с первым секретарем обкома партии В.П. Пилипец приехал в племсовхоз им. Чкалова, в то время одно из лучших хозяйств. Директор С.И. Олейников решил показать им лучшее - стадо создаваемой породы. Мыларщиков, увидев на поляне пасущихся крупных, хороших животных, на высоком тоне спросил у директора: «А это что у тебя за бегемоты ходят на ферме?!» Савва Иванович ответил с достоинством и гордостью: «Это у нас наука совместно со специалистами создают новую породу». Именитый гость еще больше освирепел: «Какая порода?! Это наука тебе голову морочит. Немедленно сдай их и переходи на использование разовых маток». И обращаясь к секретарю обкома, строго-настрого наказал: «А ты проконтролируй это!» Но благо, что секретарь обкома имел государственное мышление, а С.И. Олейников - твердость в своих убеждениях, поэтому были сохранены и стадо и порода в целом.

На мой взгляд, излишняя подмена партийными органами специалистов и ученых была одной из ошибок партии. Это особенно опасно, когда в высшие партийные органы попадали случайные люди, карьеристы.

И аналогичных эпизодов в процессе работы с породой было, к сожалению, немало.

Большое внимание развитию кемеровской породы уделял бывший директор совхоза «Ново-Романовский», начальник областного управления сельского хозяйства, председатель Кемеровского облисполкома, а затем заместитель министра сельского хозяйства СССР, заслуженный работник сельского хозяйства, кандидат сельскохозяйственных наук, мой бывший аспирант, талантливый организатор Владимир Никитович Полецков. Он выполнил ряд важных исследований по изучению хозяйственно полезных особенностей породы. Полученные в процессе его работы лучшие помесные животные кемеровской х лакомб были использованы при создании универсального заводского типа в кемеровской породе. А главное, в организационном плане он вел дело таким  образом, что свиноводство, молочное скотоводство и птицеводство в Кемеровской области были на более высоком уровне, чем в других областях и краях Сибири.

С большой благодарностью и удовлетворением вспоминаю всех специалистов и работников племенных хозяйств. Это были интересные, самобытные, ответственные люди. О каждом из них можно было бы написать рассказы, очерки, повести. Прежде всего, хочется вспомнить о работе с Евгением Александровичем Таракановым. Я с ним работал над созданием кемеровской породы с первого месяца приезда в Сибирь. Следовательно, теперь уже более пятидесяти лет. Он работал селекционером, большую часть времени - главным зоотехником племенного завода «Юргинский» и племенного совхоза им. Чкалова Кемеровской области. Работая главным, он всегда оставался по выполнению работы талантливым селекционером. Для него всегда были характерными высокая ответственность и принципиальность. В тот период был такой порядок в сельском хозяйстве, что специалисты и руководители хозяйств не имели права выбраковывать и сдавать коров на мясокомбинат. Евгений Александрович был не согласен с этим, и однажды сам поехал к первому секретарю Юргинского райкома партии Журавлеву, чтобы получить разрешение на сдачу коров. Журавлев в целом был ответственным, уважаемым секретарем райкома, к тому же замечательным баянистом и мастером по исполнению зажигательных частушек. Он посмотрел список, представленный Евгением Александровичем, и сказал: «Ты разве не знаешь, что рабочим Кузбасса нужно молоко, а ты предлагаешь резать коров. С таким настроем, как у тебя, мы коммунизм не построим». Евгений Александрович ему с твердостью ответил: «А я считаю, что при такой политике, как сейчас проводится, мы не только коммунизм не построим, а и социализм развалим».

БОЛЬШАЯ ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ШКОЛА

Немного нарушая хронологию и возвращаясь назад, расскажу о своей работе директором в совхозе «Ярковский», которая стала значительным событием в моей научно-практической деятельности. В институте животноводства учебно-опытным хозяйством (ОПХ) было Луговское – небольшое хозяйство (1,5 тыс. га), расположенное на бугристой местности, неудобной для обработки. Поэтому институт поставил вопрос о выделении более крупного хозяйства с большим поголовьем животных. Им оказалось Ярково – 33 тыс. га земли, 7 населенных пунктов, 6 отделений, размещенных в трех сельских Советах, 7 тыс. голов крупного рогатого скота, 1 тыс. свиней, 700 га картофеля, семеноводство, опытные поля. Расстояние между пятым и шестым отделением было 60 километров.

Модест Остапович Симан обратился к первому секретарю обкома с просьбой направить на должность руководителя крупного совхоза специалиста, который бы в целом понимал экономику хозяйства. Горячев ответил: «У вас есть ученые, вот вы и порекомендуйте кого-нибудь». Симан пытался отговориться, что в институте есть крупные ученые, но они специалисты каждый только в своей области. Неожиданно Горячев сказал: «А вот у вас секретарем партбюро работает Гудилин. Молодой, прошел фронт, успешно работает. Вот давайте его и направим». Сложность заключалась в том, что у меня не было опыта производственного руководства. Долго  мы беседовали. Но мои доводы не были приняты. И, в конце концов, я вынужден был дать согласие. В хозяйстве работали хотя и молодые, но уже опытные специалисты, которые поддержали меня в серьезных начинаниях. Они пошли за мной в основном потому, что увидели мою самоотверженность в работе. А когда мною было принято решение о переезде всей семьи непосредственно в совхоз, на меня перестали смотреть как на «явление временное». Через два года в хозяйстве повысились показатели продуктивности животных и урожайность. Было развернуто строительство, улучшились бытовые условия, хозяйство получило переходящее Красное Знамя. Поначалу от жен специалистов имелись замечания, что все время занимает работа. Их мужья трудились по 10 часов и более, но в качестве поощрения организовывался интересный досуг селян. На этих мероприятиях они могли отдыхать вместе с семьями. Приподнятое настроение было еще и потому, что в хозяйстве были хорошие производственные результаты, регулярно выдавалась зарплата. Жены стали больше улыбаться, а при общих встречах с энтузиазмом пели жизнеутверждающие песни. Всем приятно было работать. Может быть поэтому, когда мне пришлось уходить из хозяйства, люди восприняли это с большим сожалением. Чувствовалось – не хотят отпускать руководителя, при котором так наладилась жизнь.

За трудовую деятельность в Ярках меня наградили орденом «Знак Почета».

Но не вся жизнь проходила с песнями. В один урожайный год мы собрали большой урожай зерна. Осень выдалась дождливая. Мы засыпали что можно было в хранилище – семена, часть фуражного зерна, то, что полагалось, сдали государству. Но большое количество зерна еще лежало на токах. Правда, лежало на возвышенностях, накрытое пленкой и не портилось при условиях периодического его ворошения с помощью соответствующих механизмов. Тогда так было принято, чтобы кроме сдачи зерна по плану, план перевыполнять. Райком партии, зная, что у нас много зерна, также довел большое задание на перевыполнение плана. Я сказал, что мы создали племенные фермы животных, завезли в том числе импортный скот, и нам нужно сохранить достаточное количество фуражного зерна. Однако это не было принято к оправданию, меня вызвали вместе с секретарем парткома Василием Ивановичем Волковым в райком партии. И вновь предложили в категорической форме – выполнить задание. Я некоторое количество отправил на элеватор, но остальное зерно оставил на токах. Через два-три дня вызвали вторично, опять предупредили. Наконец, в третий раз (до этого вызывали на беседу с секретарем райкома и некоторыми членами) вызвали с Василием Ивановичем Волковым на бюро райкома. Секретарь райкома уже без лишних объяснений, фактически диктуя проект постановления райкома, сказал, что директор игнорирует решения райкома партии, не выполняет дополнительного задания по сдаче зерна. Есть предложение – директору и секретарю парткома записать по строгому выговору в учетную карточку. И без всяких рассуждений проголосовали. Когда мы вышли из райкома, я поехал в совхоз и написал докладную на имя первого секретаря обкома партии Федора Степановича Горячева. Василий Иванович Волков как ответственный партийный работник, находившийся в штате райкома, оказавшись между двух огней, плохо себя почувствовал. И в тот же день лег в больницу. О Василии Ивановиче Волкове у меня остались самые хорошие воспоминания и не только потому, что он поддерживал руководителя совхоза в трудных вопросах, но был исключительно эрудированным человеком.

В шутку и всерьез о нем говорили, что Василию Ивановичу нужно только дать название политического доклада – и он без дополнительной подготовки по любому вопросу сделает хорошее сообщение в какой угодно аудитории. Но вернемся к взысканию. Написав докладную, на следующий день я поехал в обком к первому секретарю. Он принял меня один на один, слушал, но, слушая, смотрел не на меня, а в окно. Для меня это был нежелательный признак. Когда я закончил, он спросил: «Ну, и чего ты хочешь от меня?».

 - Хочу необходимое количество зерна сохранить для племенных животных, о чем и вы мне говорили ранее.

- А если ты не выполняешь решение партии по сдаче зерна, а зерно, наверное, гноишь в буртах, как же я должен поступить с тобой?

А я говорю:

 - Федор Степанович, зерно хранится на токах в хорошем состоянии. Можете послать товарищей из партийного и народного контроля - пусть приедут.

- Хорошо, - сказал он, - проверим ваши тока. Если зерно портится – тебе несдобровать. Но при любых условиях ты дай еще в дополнение к плану возможное количество зерна.

На следующий день приехали работники партийного контроля, проверили и убедились, что зерно в хорошем состоянии. Я для выполнения указания первого секретаря обкома отправил несколько машин зерна государству, а остальное оставил как фуражное и часть выдал натуральной оплатой рабочим, пенсионерам и инвалидам. А в совхозе было свыше 5 тысяч человек.

Примерно через месяц состоялся пленум обкома партии. Я тогда был уже членом обкома, кстати, и участвовал в работе XXIII съезда партии. В перерыве Федор Степанович подозвал меня и секретаря райкома к себе и сказал ему:

- Ты, все-таки сними с него взыскание. Что навалился на него? Крупный совхоз возглавил молодой ученый, фронтовик, хорошо работает, а ты ему – взыскание!

- Да мы, - говорит секретарь райкома, - объявили взыскание без записи в учетную карточку.

- Все равно – сними, и знай, кому и за что налагать взыскание!

Этим дело и кончилось.